День Майкла по обыкновению начинался с противного звона мобильного будильника, холодного позавчерашнего чая и странных мыслей, опустошающих всю подкорку и сводящих на нет все псевдосмыслы, приписываемые учеными и мыслителями, казалось бы, далеко не прекрасной бытности. Обязанности поступаться часами блаженной лени в угоду капиталистическим скачкам за красивым взятием от жизни вызывали гнетущее чувство тоски и скуки, заебанность окружающим миром и в то же время полное равнодушие к нему.
Работа, хотя и приносившая Майклу количество денежных знаков достаточное для всеобъемлющего обеспечения качественного досуга нелюдимого, но симпатичного — с точки зрения современных девиц — индивидуума, все же не могла обеспечить основного — осознания небесполезности проводимых дней, месяцев, лет. Досужие раздумья все чаще и чаще заканчивались абсурдным желанием отправиться на хуй и погрузиться нутром в какое-то нечеловеческое, как будто прекрасное ничего, с отсутствующими там условностями, мобильными будильниками и необходимостями приносить на алтарь правящей алчности подаренную неизвестно кем и для чего божественную самость. Но для того, чтобы достигнуть ничего, следовало отказаться от чего-то: небольшого, но очень уютного домика в хорошем районе, дорогих коньяков и услуг высококлассных профессионалок уже ставшего родным американского города.
Ежедневно усаживаясь за рулевое колесо одного из чудес современной цивилизации (сразу же по прибытии в Тусон Майклу удалось устроиться водителем автобуса, бороздящего просторы Гранд-Каньона и являющегося частью автопарка крупной транспортно-туристической компании), он каждый раз не понимал, исходя из каких соображений его пассажиры, представители «самого мерзкого после афроамериканцев вида млекопитающих», пользуя чистоту горной природы, пытались спастись от утонутия в такой унылой будничности.
Второй час пополудни. Закончившаяся пачка сигарет, беспрестанное щелканье фотоаппаратов до безумия надоевших японцев, пылающий воздух и однообразие кактусово-еловых пейзажей — все это сводит к полной невозможности проявлять хотя бы ничтожную любовь к ближнему. Веки теряют всякую силу держать глаза открытыми. Начинает сказываться вчерашний, позавчерашний, недельный, месячный, полугодовой, всеобъемлющий недосып; недосып не проявляется на утреннем медосмотре и уже не может разбавляться периодическими возгласами писклявой гидши, то и дело привлекающей внимание дисциплинированной годами муштры аудитории к несчастному репрезентанту sciurus aberti kaibabensis, который не успел скрыться из пределов видимости и теперь преследуется очередью слепящих вспышек фотомыльниц.
Часовая стрелка медленно переваливает за риску с цифрой «3». Солнечные лучи, кажется, не собираются поддаваться никаким уговорам, а щебетание вечно прищуренных туристов вместе с визгом их поводырши медленно, но верно тонет за спиной. В мокрых, уставших глазах знакомая дорога переходит в асфальтово-зеленые волны — бугрясь и вздымаясь к вспотевшему небу, они несут ведомый нетвердой рукой корабль к логическому или, может быть, бессмысленному завершению всего происходящего. Удар, податливость раскаленного железа и грандиозное сверкание кусочков растрескавшейся обшивки на камнях — к сожалению, это слишком поздно для мысли о том, что нет ничего лучше, пускай, заебавшего в край окружающего мира, ежедневного звона мобильного будильника и словно запекшихся в камне Большого каньона солнечных бликов.
