Hard Cheese

Маша (пусть будет Маша) с самого раннего возраста была избалована всеобщим вниманием и почитанием. Еще бы — девочка-ангелочек, из которой, пролетев сравнительно быстрый период бантиков, косичек и белых колготок, по всем стандартным меркам выросла невероятно симпатичная барышня. И, казалось, все замечательно: обожающие родители, вздыхающие мальчики, учителя, готовые в очаровательно-бирюзовых оттенках глаз рассмотреть какой-то нехилый потенциал.

Но внутри была загвоздка: любящие старики еще с детства обратили внимание на то, что любая некупленная в магазине кукла или неправильный подарок на святой Happy Birthday обязательно заканчивались бурными истериками, битием головой об стену, катанием по полу. Впрочем, это еще можно было пережить в сравнении с другим. У Маши сию секунду начинало что-то болеть, замирать, стучать, отниматься, и, освоив манипулирование окружающими, она со знанием настоящего профессионала своего дела очень натурально готовилась к суициду (точнее, делала вид; здоровый девичий организм искренне возмутился даже расцарапанному до крови запястью на правой руке и отвесил хорошую оплеуху в виде спасительного обморока).

Вот именно после этого, вышеописанного в скобках случая Анатолию и пришлось познакомиться с родителями Маши, а им более подробно узнать о профессии Анатолия. Родители потом наведывались к Анатолию достаточно часто — в основном, с вопросами, что делать, если обожаемое чадо угрожает царственным полетом с четырнадцатого этажа девятиэтажного дома, дозой нейротоксинов, водной ингаляцией или повешением в дорогих шмотках. По мере накопления опыта общения Анатолий стал замечать некую тенденцию: суицидальные настроения проявлялись особенно остро аккурат в те периоды, когда заканчивались выделяемые отцом семейства, точно пелевинские liberal values на косметику, походы по ночным клубам и прочие радости жизни, когда под рукой не было «порядочного парня», способного на все ради любимой, или же когда преподаватель в университете оказывался слишком слеп для того, чтобы рассмотреть красиво накрученные локоны и глубокую линию декольте, и бесцеремонно ставил заслуженную пару, вынуждавшую что-то пересдавать и решать, заморачиваясь на предмете. Переселение дочери на съемную квартиру ситуацию не сильно изменило: питание стало исключительно быстрым или, если повезет с «порядочным», ресторанным, а современные средства мобильной связи позволяли творить чудеса в виде короткотекстовых устрашающих сообщений о несовместимых с жизнью страданиях и последующим попаданием абонента в зону тотальной неабонентности.

Однажды, открыв для себя понимание того, что транквилизаторы с мартини кроют куда лучше, чем то или другое по отдельности, Маша попыталась рассказать о своих самоубийственных фантазиях лично Анатолию. В том несвязном диалоге Анатолий пытался цитировать Сартра («Как приятно впадать в безнадежное отчаяние — это дает право дуться на весь мир»), а Маша загоняла про то, как плохо жить, чего она достойна на самом деле, и, вообще, где, блять, корона, но.. видимо, потом до нее все же дошло, что отделение общего профиля — отнюдь не курорт all inclusive для столь утонченной натуры, и с тех пор Анатолий стал видеть девушку очень редко; эти самые редкие встречи проходили в подчеркнуто формальной обстановке, заполненной сухими историями о засильи дураков, идиотов, нищебродов, уродов и просто слабаков, рассказами о невозможности отыскать бриллиант в биомусоре и натуральными уверенностями в том, что мужчины очень часто недопонимают девушек ввиду узости своего мышления. Анатолий опять цитировал Сартра, задвигал про мифические занятия-хобби «простых людей» и волшебное свойство мировоззрения формировать окружающую реальность.

Из всех мужчин, коих Маша меняла чаще, чем потребляла диетические салаты на обед, задержался только один, которого, по грустному стечению обстоятельств, звали Василием. Несмотря на то, что парень был весьма недурен собой, заканчивал что-то высшее с красным дипломом и имел несколько приглашений от солидных московских компаний, свое имя он полностью оправдывал истинно мужицкими уверенностями — например, Василий полагал, что спутница жизни непременно должна быть милашкой, подзащитным котенком и хоть немного кулинаркой. Конечно, ему пришлось изрядно помучиться: то сорвется с важного собеседования на сотую по счету предсмертную SMS, то, будучи посланным, опущенным и многоэтажно обложенным, пустит (и тут же спрячет) скупую мужскую слезу, то летит с огромным букетом роз (сразу и не понять, на отцовском Q7 или незаметно выросших крыльях), ведь Маша, нажравшись диетических салатов, снизошла до примирения.

И все, вроде бы, складывалось чудесным образом, как резко, неожиданно, и, можно сказать, внезапно Василий пропал из машиного поля зрения. Вот так, блять, взял и пропал. Несколько дней Маша даже не замечала этого, потому что была поглощена просмотром дублированных ТВ-сериалов и экранизаций серии романов Стефани Майер, обольщением сына посла с попутным выколачиванием из него модернизированной версии четвертого поколения iPhone и назойливыми напоминаниями родителям про их неуклонимые родительские обязательства по материальному обеспечению такого прекрасного ребенка. Как оказалось позднее, Василий ПОСМЕЛ НАЙТИ СЕБЕ ДРУГУЮ. Дряную брюнетку. Со второго курса. Которая, блять, ходит в очках, сидит в интернет-библиотеках, увлекается большим теннисом и.. где-то под утро мирно засыпает на ЕГО подушке. Маша, между прочим, второй день на жесткой диете и в полном целомудрии, но тули холку, если мужик ИЗМЕНЯЕТ.

Никакого ответа на звонки. Никакого ответа на две грозные SMS. Через час после убийственной третьей, невероятно отчаянной, с детализированным описанием того, какие именно таблетки она сейчас в размере четырех баночек собирается запивать все тем же злополучным мартини, звонок в дверь все же раздался. На пороге стояла черноволосая девочка с совершенно безэмоциональным, сексуально очкастым лицом. Она привезла четыре упаковки хорошего, годного «Лоразепама», прихватила с собой прочную веревку и стандартизированный кусок мыла Camey. Девочка предложила помощь и поддержку в достаточно ответственном и сложном в машиной жизни решении. После неожиданной, но легкой перепалки Маша осталась с расцарапанным носом, сломанным ногтем и выдранным клоком перегидроленных волос и получила четкие инструкции относительно навсегдашнего забытия номера телефона и перманентного непопадательства на глаза.

На следующий день Маша заявилась к Анатолию. Плакала. Говорила, что хочет земного женского счастья, внеземной любви и модернизированную версию четвертого поколения iPhone. Анатолию пришлось процитировать Сартра и выписать направление в отделение неврозов — в конце концов, подобное жизненное разочарование способно залечить только молниеносное появление на горизонте новых самоотверженных ухажеров.