Полный и непустеющий сосуд

Вот посмотришь, бывало, какой-нибудь хороший серьезный фильм и начинаешь думать. Думать с непривычки тяжело, ага, больно даже, шестеренки скрипят, аж по всей голове звон идет.  Но это дело обстоит еще хуже, чем с велосипедом, в том смысле, что если захочешь, не разучишься. И в этом самом натужном скрипе своего мыслительного механизма различаешь один противный звук: тоненький голосок ноет — «А наху-у-уя?» Нахуя все эти умные люди снимают это интеллектуальное кино, нахуя другие умники сделали «слишком странную» игру «The Path», нахуя нанизывает слова своих песен Гребенщиков, нахуя нам с вами вся заумная философия и эти вечные вопросы?

Кристально ясно, с какой целью снимается фильм с названием «Яйца Судьбы». Огрести бабла за счет известных морд и количества низкосортного юмора в секунду. Но вот зачем Константинопольский снимает свою «Кошечку» — уже совершенно непонятно.  Или вот, кто помнит, «12» Михалкова. Ну сидели бы мужики, обсуждали бы: преступник, убийство, совершал, не совершал. Был бы триллер. А так нате вам — и вся страна как на ладони со всеми ее конфликтами и характерами. Вот зачем он это снял? Зачем мы смотрим? Я люблю, обожаю качественное кино, но не в этом суть.

И я додумался до двух простых вещей [вау-вау, здесь овации]. Первая: думать и размышлять есть человеческая острая потребность (поклон Декарту с его «cogito ergo sum»). Не все потребности и их удовлетворение приятны. Что никак не снижает их остроты. Вот хотел бы я не есть, вернее, есть раз в неделю и спать раз в неделю; оно и для бюджета хорошо, и посуды меньше мыть, и времени много-много. Хотел бы — да не могу, попробуйте сами. И вторая вещь: человек, который додумался, то есть выносил в себе мысль либо идею, подобен больному тяжелой болезнью. Он ходит и заражает, потому что хочет, чтобы все мучились, как он. И тут уже — у кого какие возможности выразить свое наболевшее — кто с броневика, кто с экрана, а кто со страниц книги. Блогосфера? Профессиональные блоггеры? Не смешите, они задроты.

Что касается литературы, минувший двадцатый век подбросил нам кучу примеров, когда философ был одновременно писателем. Вспомним хотя бы экзистенциалистов, модернистов и постмодернистов. Жан-Поль Сартр, например, был философом-экзистенциалистом, но произвел на свет такие художественные произведения как «Тошнота» и «Стена».  А если писатель и не философ, а хотя бы мало-мальски образованный человек, значит, по нему асфальтоукладчиком уже прокатилось одно из этих философских течений. Или несколько. В культурном обществе от этого катка никак не спрячешься.

Вот посмотрите: если в книге идет речь о свободном выборе человека, о пограничных состояниях (под дулом пистолета, что называется), интуиции как инструменте познания, значит, мы имеем дело с экзистенциалистом. Если вы читаете книгу и чувствуете, что где-то это уже видели, то это — не плагиат, это — постмодернизм, для которого характерно заимствование (римейк, да?) и ирония над традицией, отрицание прошлых ценностей. Почитайте Джулиана Барнса «История мира в 10 1/2 главах» — это вершина стилизации и пародии в английской постмодернистской литературе. Достаточно сказать, что книга начинается с детального описания путешествия Ноя на ковчеге. Попробуйте Стивена Фрая «Теннисные мячики небес» — с первых страниц узнаете «Графа Монте-Кристо».  Откройте «Амстердам» Макьюена  — обнаружите насмешку над эвтаназией. В философии постмодернизма каждая философия имеет право на существование, где ничего не делается всерьез, где нет ничего своего, потому что лень. Игра в смыслы, игра в ценности, игра в жизнь и смерть — вот настоящее и будущее западной прогрессивной литературы, я прям кончаю.

Мне, правда, жаль чиновников сферы образования, которым приходится включать в школьные программы Зюскинда, и учителей, с горем пополам  объясняющих школьникам натуралистические пассажи «Парфюмера». Постмодернистская философия разрушает все, чего касается и затем склеивает осколки, казалось бы, случайным образом. Эта деконструкция прошлой традиции устраняет на самом деле барьеры для мысли и приучает к тому, что думать не менее приятно и забавно, чем хохотать над новой комедией. Пис.