Небезызвестная мадам Щукина, следовавшая тренду переиначивая имен («Я, Клавдия Васильевна, люблю все красивое; вот, например, мои отсталые родители дали мне пошлое имя Федор, а я переменил его и теперь называюсь красивым заграничным именем Альфред») и бывшая адептом светской жизни, помимо компактного словарного запаса в тридцать слов, имела одну примечательную особенность — заочное соперничество в шике и блеске с одной заносчивой американской дамой. В погоне за моральным удовлетворением Эллочка тратила мужнины получки (завод «Электролюстра», 200 рублей) на предметы роскоши и престижа — например, на чайные ситечки «как в лучших домах Старого Света».
Так вот, идейные последователи образа советской людоедки, ониоманки и просто недалекой дуры никуда не исчезли. Не перевелись, то есть, но остались в достаточном для удара об стену количестве. В их приоритетах выкрутить респектабельность на максимум, доказать окружающим какую-то там состоятельность и заполучить все эксклюзивы розничных VIP-ларьков. Меж тем ипотека и потребительские кредиты придают современному мещанству некоторый шарм; вон, говорят, дворяне и прочие гусары тоже закладывали имения, чтобы лишний раз выкупать коня в шампанском. «Братья Стругацкие характеризуют мещанина как индивидуалиста, эгоиста, довольного собой и всегда уверенного в себе, недоступного для идей глупца; он ленив интеллектуально, уверен, что смысл жизни заключается в удовольствиях и развлечениях, а работа является лишь средством к добыванию денег и славы», — пишет А. Табунов.
Красавчик-мещанин, вырвавшийся из рамок обывательского существования и подцепивший snob effect (ориентация на чужой спрос), может навсегда потерять адекватную самооценку, а дикое потребление непрактичных вещей с высоким snob value (для перечисления примеров намеренного позиционирования товаров как статусных не хватит и двадцати пальцев) — оказаться в привычках. Прожорливое тяжеловесное уебище британского автопрома несравнимо с Фольксвагеном по «народности» и утилитарности, но тем не менее представляется как если бы разумным выбором для некоторых ценителей.
Торнстейн Веблен, живший и трудившийся около 120 лет назад, отмечал, что «в рыночной экономике потребители подвергаются всевозможным видам общественного и психологического давления, вынуждающих их принимать неразумные решения». Парадокс Веблена, подсказывает Википедия, — это «достаточно распространенное явление показательного потребления, которое возникает при потреблении благ [премиального сегмента], в основном недоступных для большинства обычных потребителей в связи с их высокой ценой, что подчеркивает социальную значимость их владельцев». Как видим, статус — повышается, значимость — подчеркивается, дауны — довольны (I shop therefore I am). И правда: чемпионат мира выиграл Adidas, а в третьей мировой непременно победит торговая марка.
Так, у одних — непринужденная «игра в снежки», у других — заискивающие танцы вокруг Гассана Абдуррахмана ибн Хоттаба (напомню, что старик, не зная принципа действия устройства, мог сотворить точную копию из цельного куска золота — не играет, но обладает солидным блеском). По Бегбедеру, люди с планеты Terra впервые поимели единую цель: «заработать столько денег, чтобы уподобиться героям рекламы». «Империю йогурта охраняют строже, чем военный объект», а на потребителей охотятся с выстрелами из массмедиа и облавами на долбоскопах (к слову, общество не заслуживает лучшего, чем Первый канал) и билбордах (к сожалению, для вертолетов не хватает посадочных площадок). Как выяснилось, для повального увлечения в вакууме хватает и пяти процентов, а наша «двойственная евразийская страна», сочетающая «восточный аскетизм в быту с европейскими разнузданными фантазиями», перевешивает в сторону евро, но не имеет должного иммунинета (в конце концов, «назначение российской цивилизации — это переработка солнечной энергии в народное горе»). Веблен писал, что «семейная жизнь многих классов сравнительно убога в контрасте с той блистательной частью их жизни, которая проходит на виду»; демонстративное потребление же (иррациональное по самой природе) оказывается в тупике, если iPhone 4S не отличается от предыдущей модели.
Гилберт Честертон, «Неведение отца Брауна»:
Вернон-отель, в котором «Двенадцать верных рыболовов» обычно устраивали свои ежегодные обеды, принадлежал к тем заведениям, которые могут существовать лишь в олигархическом обществе, где здравый смысл заменен требованиями хорошего тона. Он был — как это ни абсурдно — «единственным в своем роде», то есть давал прибыль, не привлекая, а, скорее, отпугивая публику.
В обществе, подпавшем под власть богачей, торгаши проявили должную смекалку и перехитрили свою клиентуру. Они создали множество препон, чтобы богатые и пресыщенные завсегдатаи могли тратить деньги и время на их преодоление. Если бы существовал в Лондоне такой фешенебельный отель, куда не впускали бы ни одного человека ростом ниже шести футов, высшее общество стало бы покорно устраивать там обеды, собирая на них исключительно великанов.
Если бы существовал дорогой ресторан, который, по капризу своего хозяина, был бы открыт только во вторник вечером, каждый вторник он ломился бы от посетителей. Вернон-отель незаметно притулился на углу площади в Бельгравии. Он был не велик и не очень комфортабелен, но самое его неудобство рассматривалось как достоинство, ограждающее избранных посетителей.
Из всех неудобств особенно ценилось одно: в отеле одновременно могло обедать не более двадцати четырех человек. Единственный обеденный стол стоял под открытым небом, на веранде, выходившей в один из красивейших старых садов Лондона. Таким образом, даже этими двадцатью четырьмя местами можно было пользоваться только в хорошую погоду, что, еще более затрудняя получение удовольствия, делало его тем более желанным.
Владелец отеля, по имени Левер, заработал почти миллион именно тем, что сделал доступ в него крайне затруднительным. Понятно, он умело соединил недоступность своего заведения с самой тщательной заботой о его изысканности. Вина и кухня были поистине европейскими, а прислуга была вышколена в точном соответствии с требованиями английского высшего света.
<…>
Клуб «Двенадцать верных рыболовов» не согласился бы обедать ни в каком другом месте, так как он требовал полного уединения, и все его члены были бы крайне взволнованы при одной мысли, что другой клуб в тот же день обедает в том же здании.
И если причуды т. н. аристократии или т. н. буржуазии выглядят более-менее естественными (но оттого не менее потешными), то исключительные желания рабочих и мещанских уебков выходят за всякие рамки трезвого поведения. Космосы на «Энтерпрайзе» и тачки по цене космического недокрейсера, да (to boldly go where no man has gone before), но есть особенность: по автомобилям средней ценовой категории очень сложно понять, кто их владелец. Вот так и существуют: в квартирке с родителями на три тысячи в месяц, но о гордости семьи — почти как новой машине в кредит — рассказывают с воодушевлением. Здесь — никаких «свинорылых спекулянтов и дорого одетых блядей», но откровенная «жизнь не по средствам», такая же нелогичная и непостижимая.
Короче, Лена, мрак. Поедем на таксо.
